Три закона роботехники - Страница 83

— Что ж, — с сомнением в голосе произнес судья, — вам виднее. Вызовите свидетеля.

Нинхеймер вышел вперед и был уведомлен, что он все еще находится под присягой. У профессора был менее уверенный вид, чем накануне, словно он предчувствовал, что должно произойти.

Защитник посмотрел на него почти ласково.

— Итак, профессор Нинхеймер, вы предъявили моему клиенту иск на сумму в 750 000 долларов.

— Да. Именно на эту… э-э… сумму.

— Это очень большие деньги.

— Мне был причинен очень большой ущерб.

— Ну, не такой уж и большой. В конце концов, речь идет всего лишь о нескольких абзацах. Неудачных, быть может, не скрою, но, если уж на то пошло, книги со всякого рода курьезами то и дело выходят в свет.

У Нинхеймера от негодования задрожали ноздри.

— Сэр, эта книга должна была стать вершиной моей ученой карьеры! А вместо этого меня выставили перед всем миром жалким недоучкой, извращающим мысли моих многоуважаемых друзей и коллег, последователем нелепых и… э-э… устарелых взглядов. Моя репутация ученого безвозвратно загублена. Независимо от исхода этого процесса ни на одной научной конференции я уже не смогу… э-э… смотреть коллегам в глаза. Я лишен возможности продолжать работу, которая была делом всей моей жизни. У меня отняли… э-э… цель жизни, уничтожили ее смысл.

Защитник — как ни странно — и не подумал остановить свидетеля; в продолжение всей его речи он рассеянно разглядывал свои ногти. Дождавшись паузы, он успокаивающе произнес:

— И все же, профессор Нинхеймер, учитывая ваш возраст, вряд ли вы могли надеяться заработать до конца своей жизни не будем мелочны — скажем, больше 150 000 долларов. А вы хотите, чтобы вам присудили впятеро большую сумму.

Нинхеймер совсем распалился.

— Да разве загублен только остаток моей жизни?! Я даже не представляю, сколько поколений социологов будет указывать на меня как… э-э… на дурака или безумца. Все, чего я добился, все мои достижения будут погребены и забыты. Мое доброе имя запятнано не только до конца дней моих, но и на грядущие времена, потому что всегда найдутся люди, которые не поверят, будто в этих искажениях повинен робот.

В этот момент робот И-Зэт-27 поднялся с места. Сьюзен Кэлвин и пальцем не шевельнула, чтобы его удержать. Она сидела, глядя вперед, с безучастным видом. Защитник испустил еле слышный вздох облегчения.

Мелодичный голос робота прозвучал громко и отчетливо:

— Я хочу объяснить всем присутствующим, что это я вставил определенные абзацы в корректуру книги, абзацы, смысл которых был прямо противоположен смыслу оригинала…

Даже обвинитель был настолько потрясен зрелищем семифутовой громадины, обращающейся к суду, что не смог разразиться протестом против столь явного нарушения процедурных канонов. Когда он наконец пришел в себя, было уже поздно. Нинхеймер с искаженным от ярости лицом вскочил со свидетельского кресла.

— Черт бы тебя побрал! — исступленно завопил он. — Тебе же было ведено держать язык за зубами…

Опомнившись, он запнулся и умолк; замолчал и робот.

Обвинитель был уже на ногах и потребовал признать судебную ошибку и назначить новое слушание дела.

Судья Шейн отчаянно барабанил по столу молоточком:

— Тихо! Тихо! У обвинения, несомненно, есть все основания для подобного требования, но все же в интересах правосудия я попрошу профессора Нинхеймера закончить свое высказывание. Я отчетливо слышал, как он сказал роботу, что тому было ведено держать язык за зубами. Профессор Нинхеймер, в своих показаниях вы ни словом не обмолвились, что приказывали роботу о чем-то молчать!

Нинхеймер глядел на судью, лишившись дара речи.

— Приказывали ли вы роботу И-Зэт-27 держать язык за зубами? Да или нет? — продолжал судья. — Если приказывали, то о чем именно?

— Ваша честь… — хрипло начал Нинхеймер и замолчал.

Голос судьи звучал совсем беспощадно:

— А может, вы и в самом деле поручили роботу произвести определенные вставки в текст корректуры, а затем приказали ему молчать о вашем участии в этом деле?

Яростные протесты обвинения были прерваны выкриком Нинхеймера:

— Ах, какой смысл отпираться?! Да! Да! — И он бросился прочь из зала, но был остановлен в дверях судебным приставом и, в отчаянии закрыв лицо руками, опустился на стул в последнем ряду.

— Мне совершенно ясно, — сказал судья Шейн, — что робот И-Зэт-27 был приведен сюда с целью заманить свидетеля в ловушку. И если бы не то обстоятельство, что эта ловушка позволила предотвратить серьезную судебную ошибку, я был бы вынужден высказать адвокату защиты порицание за оскорбление суда. Теперь, однако, уже всем ясно, что истец повинен в обмане и мошенничестве, тем более необъяснимом, что он прекрасно понимал губительные последствия этого поступка для своей научной карьеры…

Решение было вынесено в пользу ответчика.

В холостяцкой квартире профессора Нинхеймера, в главном здании Университета, раздался звонок привратника, известивший профессора о том, что его хочет видеть доктор Сьюзен Кэлвин. Молодой инженер, привезший Кэлвин на своей машине, предложил сопровождать ее наверх, но она укоризненно посмотрела на него.

— Боитесь, что он набросится на меня с кулаками? Подождите меня здесь.

Однако Нинхеймеру было не до драк. Не теряя времени, он укладывал вещи, стремясь покинуть Университет прежде, чем весть о решении суда станет всеобщим достоянием.

— Приехали известить меня о встречном иске? — он с вызовом поглядел на Сьюзен Кэлвин. — Зря старались, много не получите. У меня нет ни денег, ни работы, ни будущего. Мне даже нечем оплатить судебные издержки.